«Любовь без границ», — Алексей Топоров. Приходское издание «Радость моя»

Любовь без границ

Я часто сравниваю исторический и современный опыт русских и сербов, находя в наших трагедиях и радостях, провалах и достижениях, общие черты. Их, действительно, очень много. Не случайно во время рождественской службы в нашем храме я читал строки из святого Евангелия именно на сербском. И, кстати, в далекой Боснии, в небольшом сербском селе на восемь десятков домов есть частичка моей православной малой родины – предел для иконы Казанской Божией Матери, образ которой писался именно в Казани, по заказу православных активистов моего родного города. Мне даже довелось присутствовать на освящении того храма, до сих пор без слез не могу вспомнить, как согбенная бабулечка в платочке гладила меня по щеке и что-то говорила по-сербски, но моего знания языка не хватало на то, чтобы понять ее беглую речь…

Мне тогда казалось, что русских Татарстана и сербов Боснии объединяет то, что живем мы среди мусульман, от которых мало отличаемся менталитетом, имеем много веков общей истории, говорим на одном языке (у сербов и бошняков он и так один, в то время как у татар есть собственный), но взаимоотношения наши, мягко говоря, не всегда были безоблачными. Однако есть и существенные различия.

Еще при освящении боснийского храма я обратил внимание на то, что убран он был в ленты цветов национального сербского флага. Он – этот флаг, достаточно легко узнать, нужно просто перевернуть российский и, вот, вам сербский во всей его красе. Признаюсь, я никогда ни в России, ни где-либо еще, где стоят храмы Московского патриархата, не видел чтобы православные храмы обряжали в ленты российских цветов. На различных православных мероприятиях мне доводилось видеть «имперские» стяги – флаги династических цветов дома Романовых, поскольку, как известно, среди православных русских достаточно много монархистов, но вот бело-синих-красных – нет. Кстати, в черногорском городке Которе стена местного собора СПЦ и вовсе украшена огромным сербским полотнищем, в то время как сама страна политически откололась от «сербского мира». Но церковь, как видим,  по-прежнему стоит не только за каноническое духовное, но даже и этническое единство (разница между черногорцами и сербами столь же невелика, как между русскими, белорусами и украинцами). А у нас, повторюсь, нет такого. В чем наша сила, и слабость одновременно. О слабости я, может быть, когда-нибудь скажу, а вот силе посвящу эту статью.

Знаете, села боснийских мусульман и боснийских сербов весьма похожи. Возможно, похожи и на тех, и на других одновременно и села боснийских хорватов (те – католики), но я до них, признаюсь, не доехал. А так кругом похожие домики, либо старенькие под черепичными крышами, либо добротные коттеджи, а также, как архитектурные доминанты в каждом – «культовые сооружения», зачастую построенные словно под копирку, только над одними высятся колокольни, а на другими – минареты. Но увидеть серба в джамии (мечети) или бошняка «у црквы» просто нереально. Подобное — нонсенс. Сербская церковь замкнута в себе, как мать большого семейства, пытающаяся собрать своих блудных сыновей под крыло, кого-то пытаясь вытянуть из омута наркомании, кого-то – от распутной жизни, кого-то – из преступной среды. Но другие дети ее совсем не интересуют. Посему, когда я узнал, что сербские монахи крестили 42-ух зулусов в ЮАР – сильно удивился, поскольку, в целом, из-за ее, в первую очередь, национальных приоритетов, успехи миссионерской деятельности СПЦ более чем скромны. Другое дело греки — те успешно проповедуют и крестят в той же Африке и Латинской Америке.

Или русских. У нас был и святитель Николай Японский, между прочим, а в  моем родном Поволжье знаменитый Николай Иванович Ильминский, что успешно вел православную миссию среди кряшен и чувашей. Да, что говорить, моя жизнь так сложилась, что я постоянно курсирую между двумя городами – Казанью (Татарстан) и Волжском (Марий Эл). В Волжске живет мой духовник – мариец, батюшка, который возводит в родном городе культурный центр Русский Дом.  А в том приходе, который я посещаю в Казани, половина прихожан – татары. И даже типичный такой «русский дед» — борода лопатой, по имени Георгий признался мне: «Меня до крещения Наиль звали. Я вообще-то в татарском хоре пою, да так, что стены дрожат!».

Я лично видел, как обхаживали «черненького» негра, который стал посещать всенощные – видимо, после учебы ли работы, бабушки в одном казанском храме, ни одному из прихожан ими не уделялось столько внимания, причем, теплого внимания, а не привычного «бабушкинско- запретительно-шпыняющего». Видел, как пели на клиросе студентки – китаянки, пели и плакали, возможно от того, что в их родной стране православие запрещено законом, и за публичное исповедание Христа можно попасть за решетку…  И в этом сила нашего русского православия, которое открыто для всех, и каждый может найти в нем свой родной дом. Вспомните, как апостолы Христовы отказались от ветхозаветной традиции вариться в собственном соку и понесли Благую Весть всем людям мира. Нет, иногда мне, конечно, бывает обидно, что наша церковь словно забывает про русских… Хотя, стоп, где уж забывает? В городке Волжске батюшка –мариец строит культурный центр Русский Дом. Для русских, конечно. И для всех.

Алексей ТОПОРОВ

Эта запись защищена паролем. Введите пароль, чтобы посмотреть комментарии.